Знаете, что самое интересное в каждой истории?
Это то, что осталось за ней.
Whatever you do, don't ever play my game
Что бы ни случилось, ни за что не играй в мои игры,
Too many years being the king of pain
Я слишком много лет был королём боли.
You gotta lose it all if you wanna take control
Чтобы заполучить контроль, придётся всё потерять,
Sell yourself to save your soul
Продать себя для спасения души | Rescue me from the demons in my mind
Вызволи меня из плена демонов, сидящих в моей голове.
Rescue me from the lovers in my life
Вызволи меня из плена возлюбленных, бывших в моей жизни.
Rescue me from the demons in my mind
Вызволи меня из плена демонов, сидящих в моей голове.
Rescue me, rescue me, rescue me
Вызволи меня, вызволи меня, вызволи меня |
Джет ревел, выдавая обороты на космических скоростях. Грозная черная птица взмывала в небо под покровом наступающих сумерек. И Чарльзу не было стыдно. За то, что он полетел туда один, использовав портативный модуль автопилота. За то, что Хэнк мирно дремал, а большая часть школы была уверена, что он в некой очень важной командировке, за то, что даже Рэйвен не смог доверить свое решение, за то, что Джин некоторое время придется справляться самостоятельно. В былые время Чарльз сам себя отвел бы на Голгофу за такое решение, но сейчас в виду всего изменившегося и произошедшего, он мог с чистой совестью себе сказать, что не покидает братьев мутантов, потому что даже в Джете на тысячной высоте, он отчётливо чувствовал, как Скотт корпит над Эссе, а Шторм готовится к завтрашней тренировке Людей-Икс. Команды – его детища, принципы действия которой построены на его же идеалах и представлениях о будущем мутантов, которое после событий Каира не казалось Чарльзу столь же ясным и упорядоченным. Потому что все изменилось. И эта ночь над кучевыми облаками в разгорающемся закате стала моментом его исповеди себе и всему миру, что никогда ее не услышит.
Он смотрел на свои руки, окрашенные багрянцем завалившегося за горизонт солнца. Руки, что «создавали» мутантов, начали все это, как Джеппетто создавал Пиноккио из куска старого полена, ошибаясь, но двигаясь вперед. Руки, на которых глубокой бороздой пролегла линия судьбы, с редкими ее разрывами, надломленными изгибами на геометрическом полотне. Он смотрел на свои руки, силясь вспомнить, а какими же были его, в те старые и добрые, когда своим плечом он касался другого плеча и сквозь махровую серую ткань костюма ощущал, как пылает сила в разгоряченным мышцах и голове.
«... тяжелая вышка скрипела и поворачиваясь в след за длинными пальцами и беспрекословной концентрацией в глазах Леншерра, после того как Чарльз коснулся интимного и укромного уголка его памяти, запоминая, запечатывая в себе и храня как самый дорогой секрет...» Который не смог забыть, не смог вытравить дорогим алкоголем многолетней выдержки, не смог спрятать в самых дальних комнатах особняка, не смог заблокировать, экранировать от себя телепатией. Потому что эта память и эмоции стали его эмоциями, его памятью, будто встроились в само ДНК, мутируя до необратимых реакций.
Джет ощутимо качнуло, параметры тут же изменились, автопилот вернул птицу в равновесное состояние, полностью противоположное душевному состоянию единственного пассажира. Исповедоваться пустому кораблю - было верхом сюрреализма и максимумом, на который сейчас бы способен Чарльз.
В конечном итоге время лечит лишь тех, кто хочет быть здоров, а Ксавьер десятилетия разлагал себя до простейшего организма, до инстинктивных реакций пить и спать, эксплуатируя таланты Хэнка, его время и его жизнь, крайне редко при этом выражая хоть какую-нибудь благодарность. Видимо, каждый опасный зверь имеет свой мягкий живот. Чарльз приложил пульсирующий затылок к холодному металлу, изредка посматривая на кресло в противоположном углу. Мысли дикими птицами решили сегодня выклевать всю его печень и сердце. Без остатка.
We don’t talk much, not anymore
Мы больше не разговариваем, больше нет
Broken bottles and slammin’ doors
Разбитые бутылки и хлопающие двери
But we still care about each other
Но мы продолжаем заботиться друг о друге
Say we care about each other
Скажи, что мы заботимся друг о друге
Стальная птица ловко маневрировала, постоянно меняя курс, дабы избежать прямого и косвенного столкновения с ничего неподозревающими пассажирскими линиями и грузоперевозками, коих в ночном небе было предостаточно. Когда-то таким же вечером он лишился сестры, позже понес утрату друга.
«...Но каким бы мерзким не становился этот мир, ты не хочешь идти против него! Ты хочешь быть его частью...»
Он отпустил ее, обезоружено и молча провожая взглядом стройную спину, но не смог вычеркнуть из жизни, потому что даже тогда ее слова звучали голосом Эрика в ночной тишине кухни. Чарльз не нашёлся что ответить, а Рэйвен бы удивилась, если бы знала, частью чего мыслит стать сейчас Чарльз. Как резко могут меняться полюса, искаженные магнитными волнами. Как может трясти от невозможности что-то сделать, пока в небе над Парижем трясет люксовый самолет. Ему сложно это признать, но возможно и правда стоило хоть раз по-настоящему сразиться за то, что тебе дорого, дать отпор, поставить самодуров этой планеты на место. Один единственный раз и все бы изменилось. Но Чарльз считал это утопией, несуществующей Атлантидой, затерянным миром и лишь однажды его убеждения дали очень серьезную трещину.
«… - Ты и Эрик прислали меня сюда». Лохматый неотесанный мужик с сомнительным происхождением в ту минуту словно запустил руку сквозь Чарльза, открывая ящик Пандоры. Слова, которые телепат запретил себе произносить и имя, которое не мог перестать шептать в минуты горячечного бреда, пугая Хэнка до смерти очередным приходом. Он и Эрик, ну да, конечно. Это было бы очень смешно, если не было так пронзительно печально и горько. Однако, сквозь плотные стены закореневшего скептицизма зыбким лучом била надежда и как в той нелепой поговорке про ключ – все по голове. Хотелось встряхнуть – себя, Эрика, Логана, будь он трижды проклят, и Хэнка за компанию. Где были его гениальные мозги, когда он подписывался на эту нездоровую компанию по спасению эпицентра будущего геноцида? И ответ был так очевиден, что драматичность ситуации начинала казаться сильно притянутой за уши. Но только не для гостя из будущего, который ещё уловил момент подлить масла в догорающие угли надежды Чарльза, прихватывая того за руку повыше локтя стальными пальцами у самого выхода из самолета в Париже, и его слова высекали новые кровоточащие раны на сердце, которые превратятся в шрамы и больше уже не исчезнут.
«… - Там вы будете вместе. Слышишь? Вместе. Но слишком поздно. Я могу ошибаться, я всегда ошибаюсь. Но и вы оба слишком сыкло, чтобы признать, что этот гребаный мир покатился в тартарары, пока мамочка с папочкой выясняли, кто в доме главный и лучше моет посуду. Еще одного второго шанса может не быть, Чарльз, смекаешь? Или тебя тоже надо огреть сковородкой?..»
А потом вылетел в след за удаляющимся на горизонте Эриком, в три шага и один прыжок нагоняя спокойно идущего мутанта.
Однажды будущее уже изменилось и в эпиграфе новой истории навсегда останутся их имена. Возможно ли сделать хитрый панч злодейке судьбе ещё один раз?
I know life took us far away
Я знаю, жизнь раскидала нас по сторонам
But I still dream ’bout the good old days
Но я по-прежнему мечтаю о старых добрых временах
When we took care of each other
Когда мы заботились друг о друге
We were livin’ for each other
Мы жили друг для друга
Джет плавно покачивался в воздухе, снижая высоту и обходя материки по самому длинному курсу и под эти мирные покачивания Чарльз раз за разом возвращался в далекие уже семидесятые к вильнувшим пулям и заключенному Эрику.
Он говорил, что там ему и место, за стенами из камня и песка в пяти столпах и с пластмассовым подносом еды, отдаленно напоминающий паштет из овощей и мяса, но сам внушил всем и каждому, что Эрик Леншерр - неприкосновенен и сам же ненавидел себя за это. Это был его маленький грязный секрет, но Чарльз снова поступил бы также. Он посадил его в клетку, но не учёл, что вместе с Эриком засунул в пентагон и свою собственную душу, безвольным призраком бродя по особняку. Что утраты лишь преследовали его каждый раз, когда он пытался жить заново, жить правильно - он терял что-то или кого-то и в итоге не осталось ничего. Только Хэнк, не дающий его жалкой оболочке покинуть уже этот бренный мир. И стоя в центре рухнувшего с неба стадиона, повисая на плечах своего ученого, он чувствовал ее, душу, что освободилась вместе с Леншерром и встала на свое место, запуская жизнь из спящего режима. Теперь все будет хорошо, даже если хорошо это будет локальным и не вечным.
Ксавьер медленно массирует уставшие глаза, эти месяцы до его сегодняшнего импульсивного «побега» были самыми тяжелыми и труднее всего было принять, что именно эти события в купе со всем пережитым привели его к нынешнему решению, к проложенному курсу и человеку, к которому он направлялся. И с одной стороны подобрать слова было так просто, а с другой практически невозможно. Сколько бы он не репетировал эту речь, сколько бы раз не прокручивал воспоминания, силясь успокоить бушевавший пульс, все тщетно. Он как мальчишка, огибая каждый континент на сверхбыстром корабле, лишь оттягивал неизбежное и необходимое. И после очередной встряски привычным жестом схватился за ноги, ощущая цепкую хватку на коленной чашечке.
Would you rescue me?
Спасёшь ли ты меня?
Would you get my back?
Прикроешь ли ты мой тыл?
Would you take my call when I start to crack?
Ответишь ли ты на мой звонок, когда я начну ломаться?
Would you rescue me? Ahh
Спасёшь ли ты меня? Ааа
Would you rescue me?
Спасёшь ли ты меня?
Флешбэк
Осень пахла мокрой листвой, асфальтом после дождя и грогом на секретных вечеринках студентов, которые давно были не секретом для телепата. Чарльз так же с удовольствием преподавал, выходил в сад и так же ритуально пил полуденный чай из тысячной раритетной чашки поместья. И эту страницу книги жизни с послевкусием гари, и копоти на губах после Апокалипсиса можно было, наконец, перевернуть, глотая в горле непрошенный ком.
Студенты деловито сдавали промежуточные работы, на спор леветировали во сне, проломив уже две дубовые кровати и съезжали иногда по перилам, имея в итоге такую казусную неприятность как протертые в небезызвестном месте штаны. Порядок, конечно, должен быть во всем, как и дисциплина, но детям все же надо успеть побыть детьми. И у них была такая возможность, пока на нижних ярусах Рэйвен муштровала поколение Людей-Х, не жалея ни себя, ни ребят, а Шторм добивала тех, кто еще мог подняться на ноги после тренировки.
Чарльз испытывал настороженное умиротворение, будто кот, лежавший на солнце, но готовый в любую секунду изменить положение и атаковать или защищаться.
Первый раз это происходит ранним утром, пока дождевые капли под незакрытой с вечера форточкой, превращаются в потоп локального масштаба. Чарльз так резко открывает глаза, что они начинают слезиться и он теряется так же быстро как нашелся после пробуждения в новом дне, потому что телепат ощущает покалывания там, где их быть не могло. Чарльз мысленно прикидывает, какова вероятность, что он все же тронулся умом на почве телепатии или выдержанного бурбона, но в любом случае ни одно из этих веществ не давало в побочном действие покалывающие пальцы ног. Паника душила его хлыстом хладнокровного разума, Чарльз на пробу шевельнул пальцами, но ничего не произошло. Ничего не произошло и в лаборатории Хэнка, и после второго десятка тестов, Ксавьер хмуро и молча покинул научный отсек на коляске.
Второй раз Чарльз был кристально трезв, когда засыпал, а свалить на непогоду внезапно проснувшиеся фантомные были было как минимум ненаучно. К деликатным покалываниям добавилась тупая как кувалда боль, превратившая его коленные чашечки в свою персональную наковальню. Чарльз сжимал и комкал подушку до хруста в пальцах и жмурился до черных кругов перед глазами, пытаясь унять бешено колотившееся сердце и разбегающиеся мысли в голове. А когда открыл глаза, то понял, что такого дети находили в спорах на левитацию.
Тесты Маккоя снова давали круглый, как дырка пончика, нулевой результат и ученый выглядел столь растеряно, будто его все же убедили, что земля плоская и держится на слонах. Чарльз злился и заметно нервничал, неизвестность – худший враг и битвы у него выигрывают с кровавыми потерями и на последнем издыхании
А потом Чарльз кричал. Он кричал, впиваясь через простыни в матрас как в спасительный круг, кричал так, что стоящий на прикроватной тумбочке графин отзывался мелкой дрожью. Он запыхался в агонии, сорвал себе голос и кажется даже не замечал погрома в собственной комнате, вырванных из стен дубовых досок и вдребезги разбитой люстры.
В эту ночь не спал никто, телепатия ледовым катком прошлась по открытым как книги детям и зацепила еще пол округи в радиусе, подвластном раньше только церебро. Превозмогая боль и пульсирующую голову МакКой вместе с Рэйвен и командой смогли спустить Чарльза в лабораторию, где он благополучно изображал коматозного с редкими припадками эпилептика в течении нескольких дней.
Приходить в себя было жутко, осознавать, что пострадали собственные дети практически невыносимо, на грани депрессивно-суицидального припадка, хотя причиной последнего скорее могла стать невыносимая боль. Во всем теле.
Чарльз сел и не сразу осознал, что для этого потребовалось напрячь мышцы ног.
- Я бы на вашем месте, профессор, не спешил бы с этим – в дверях появился Хэнк с кучей бумажек, выглядел он побитым, а мешки под глазами были размером с сами глаза и Ксавьеру пришлось проморгаться, чтобы сбросить наваждение.
- Давно я…
- Уже четвертый день, - на выдохе выпалил он, подходя и бегло осматривая.
- Что со мной, Хэнк? - тихо спросил Чарльз, не уверенный, впрочем, что готов услышать ответ. – И что с детьми?
- Они в порядке, - улыбнулся ученый и телепат так ярко ощутил его эмоции, что приоткрыл рот от сдавившего в груди ощущения. Его телепатия оглушала самого владельца. От МакКоя его состояние так же не укрылось. – А что касается вас, то..
- Результатов снова нет? – сквозь отчаянный смех спросил Чарльз
- Их теперь слишком много, - понуро договорил Зверь.
Ему дали поесть и немного прийти в себя, в лабораторию часто заходила Рэйвен, а вот Джин к нему не пускали – она тяжелее всех пережила этот ночной «инцидент».
- Рассказывай, - Чарльз впервые наспех допил чай, не размениваясь на церемонию и смотрел на мониторы Хэнка, ожидая если не очередного конца света, то подвоха не ниже уровнем к этому. Он сидел в своем кресле, хотя еще несколько часов назад ему пришлось осознать, что он снова может ходить. Это оказалось сложнее, чем он себе представлял, но Ксавьер не хотел привыкать к ощущению, считая все случившееся побочным эффектом. Ах, если бы оно было так просто.
- Помнишь, обсуждая Джин, ты как-то сказал мне, что телепатия – это белая краска и любая способность, что смешивается с ней рождает новую, подобно оттенку и цвету. – Хэнк сглотнул, сворачивая бумаги в руках в неровную трубочку. – Ты – это целая банка белой краски, Чарльз, и я уже несколько дней пытаюсь выделить все то, что в тебе смешалось. Когда мы пришли к тебе – ты парил в воздухе в нескольких сантиметрах над кроватью, окруженный телекинетической энергией, взмокший и в бреду, твои ноги мелко подрагивали, а попытка переместить твое тело вызвала новую атаку на все живое в радиусе сотен миль, - ученый перевел дыхание, Чарльз же подумал насколько аморально хотеть выпить в 9 утра и покрепче вцепился в подлокотники кресла-коляски. – Но ты никого не задел глубоко, лишь напугал, я обследовал каждого.
- А люди?
- Я не знаю, я не уверен, что ты достал до них с такого расстояния, - голос у МакКоя был растерянный, как и внешний вид.
- Боже, Хэнк, что со мной происходит?
- Мы это выясним, пока я предполагаю, что прерванный ритуал в Каире не прошел для тебя бесследно, но единственный свидетель этого…
- Эрик! - удивленно выдохнул Ксавьер, будто позабыв чьи руки стащили его со злосчастного ритуального надгробия.
- Да, и это плохая идея, - хмуро добавил ученый.
- Что? Какая идея?
- Любая, которая придет в твою гениальную голову по этому поводу, - отчеканил Хэнк, поднимаясь на ноги.
Джет плавно поворачивал, огибая мелкую россыпь островов и снижаясь на пару сотню метров, из-за редких облаков уже можно было увидеть тонкую зябь океанских волн, еще буквально час и его воды станут черными, и оттого неразличимыми в ночи. И Чарльз все глубже погружался в свои мысли, будто снова прыгнул в холодные соленые воды.
Они встретились с МакКоем через несколько дней, Чарльз по-прежнему продолжал ездить на коляске, скрывая все от учеников, но не мог отказать себе в забытом удовольствии ощущать голыми стопами старый деревянный пол в своей спальне и в новом удовольствии парить над ним. Тягу Эрика к эффектному левитированию теперь можно было понять.
- Чем порадуешь? – Хэнк вздрогнул, услышав бодрый голос профессора, а тот явно прибывал в хорошем расположении духа.
- Если честно, то все намного хуже, чем я думал или лучше, сложно сказать.
Чарльз скептически поднял бровь и проверив хорошо ли заперты двери научного отсека легко поднялся с кресла, прогуливаясь от монитора к монитору. Ученый помялся еще с минуту, а потом встав за его плечом, правдорубил как мог.
- Видишь эти желтые тела в твоем позвоночнике и ногах? – он указал на расширенный слайд последнего мрт, отслеживая пальцем, - это регенерирующие клетки.
- Как у Логана? – скривился Ксавьер, в общем – то с улыбкой вспоминая этого свалившегося как снег на голову мутанта.
- Нет, это совершенно другое, клетки Логана регенерируют - множась, а твои новые «пассажиры» - поглощая и преобразовывая, они метаморфозны и передвигаясь по организму подстраиваются, выборочно атакуя проблемные участки и… возвращая их к исходному виду, здоровому, другими словами. Это скорее даже исцеление, нежели регенерация как таковая. Твои шрамы остались при тебе, - усмехнулся Хэнк, - но вот о вывихе и смещении лодыжки в юности ты можешь забыть. На последних снимках от всех твоих травм не осталось и следа. При этом неизвестно как они себя поведут если тебя ранить уже сейчас…
- Так проверим, - и не дожидаясь, когда Хэнк сообразит, Ксавьер берет аккуратный скальпель и чуть надрезает предплечье, лишь усилием воли, заставляя стерпеть боль без воплей. Кровь пошла сразу, обильно, но надрез был неглубоким. А реакция мгновенной. Кровь практически сразу остановилась, разрез сомкнулся, но не зажил, как это бывает у Росомахи.
- И правда, «они» исцеляют рану, не заботясь об эстетике и ровно до того момента, как это перестает быть хоть каким-то видом угрозы.
- В какой-то степени эти клетки – паразиты, профессор, – Хэнк поправил очки, тяжело вздыхая.
- Я бы назвал это взаимовыгодным сотрудничеством, я им дом в виде тела, они мне – прямохождение.
- Это еще не все, Чарльз, -МакКой подошел к последнему слайду, где 3D модель самого профессора крутилась с разноцветными пятнами. – Я думал, что твоя телепатия просто впитала энергию при переходе в Каире, добавляя тебе новых фишек в заводской набор, но на деле… Чарльз, связь с Эн Сабах Нуром была лишь триггером.
- Для чего, друг мой?
- Для нового вида мутации. Твоя телепатия мутировала, изменяя тебя подобно корневой системе. Твои клетки, твоя структура ДНК, все изменилось. Из последней ступени ты превратился в первую, но чего-то совсем иного. Так что поздравляю вас, профессор, вы – мутант в квадрате, - невесело подытожил Хэнк, - иначе я пока это просто не могу объяснить. Но одно могу сказать точно – эта мутация нестабильна и не завершена, никто не знает, что мы получим на выходе.
- Каковы мои возможности сейчас? - Чарльз был сокрушен и не на шутку напуган новыми обстоятельствами. Одно дело, когда шалит своя мутация, другое - когда ты сам становишься иной мутацией.
- Неизвестно. Предположительно, ограничиваются радиусом больших штатов, по силе эквиваленты четвертому уровню, нестабильны, но с вашим уровнем интеллекта абсолютно точно подконтрольны. Из уже увиденного - расширенный зонд телепатии, церебро для вас теперь слишком мелкое, левитация, телекинетическое поле и оно имеет степень видимости, я сумел его засечь, так как вы неосознанно часто поднимаете «щиты», пока оно маленькое, как вторая кожа, но я думаю оно будет расти. Возможно, телекинез в зачатке. А еще… Еще пока вы были в отключке, ваша астральная проекция вела урок, - Хэнк нервно сглотнул, вспоминая шок того дня, - и пила чай из вашей чашки. Мы понимали, что это тоже вы, но это было…
- Слишком, - закончил Чарльз, проводя по волосам руками и с тихим стоном оседая на ближайшую кушетку.
- В новостях показали, что ваша волна достала до людей, - осторожно продолжил Зверь, - никто не пострадал.
«В этот раз» - добавил про себя Чарльз.
- Способы меня ограничить? –резко спросил телепат.
- Неизвестно, - отчеканил МакКой.
- А убить?
Хэнк развернулся, расправляя невидимые складки на белом халате.
- Не уверен, что такие существуют.
- Боже… Я должен это контролировать, Хэнк! - голос был насыщен смятением и обреченностью, однако Ксавьер не привык сдаваться.
Два месяца тестов и тренировок прошли как по маслу, но так или иначе исследования Зверя все время заходили в один и тот же тупик – никто не знал, а Чарльз просто не помнил, что тогда произошло в Пирамиде, когда Эрик прервал ритуал переноса разума. А обратиться к источнику информации Хэнк не давал, синея еще на начале предложения телепата.
И все бы могло быть хорошо, но как всегда не стало…
Would you rescue me when I’m by myself?
Спасёшь ли ты меня, когда я буду один?
When I need your love
Когда мне будет нужна твоя любовь
If I need your help
Если мне будет нужна твоя помощь
Черная стальная птица мягко приземлилась в тропической зелени, скидывая маску прозрачности. Лагерь Эрика раскинулся в сердце острова, братство, трудящееся на благо их расы, ведомое стальной рукой своего вожака. Судьба явно насмехается, сталкивая их от случая к случаю.
Сколько раз уже сказано «Прощай», сколько «Никогда» брошено в спину, сколько «Здравствуй» он встретил невзначай и сколько «Останься» осталось непроизнесенным вслух. Тавтология лишь подчеркивает иронию всего происходящего.
Чарльз выкатился с трапа на коляске, сразу ощущая направленные к нему эмоции и мысли жителей острова, но ему ничего не стоило успокоить их и призвать к продолжению работы, как будто его тут и не было вовсе.
Коляска прыгала по ухабам достигая наконец металлических домов-коробок поселения. Коснуться сознания – так привычно и так дико спустя столько лет, аккуратно и прося разрешения, но давая понять, что держать гостей на пороге – невоспитанно.
Эрик показывается не сразу и выглядит настороженно и весьма негостеприимно. Оно и понятно, Ксавьер здесь ни за чтобы не показался, а если бы и показался, то или с проповедью или с арестом. А Эрик как будто не изменился. Все та же темная водолазка и простой крой брюк, запачканных сажей и копотью. Он верит лишь в то, что может построить своими руками. Но Чарльз не захватчик и не разрушитель, сегодня он просто старый друг и уставший гость.
Вокруг Эрика толпятся люди, телепат подъезжает еще чуть ближе, ловя зрительный контакт и наслаждаясь им после стольких лет отсутствия, губы невольно растягиваются в улыбку, время замедляет ход. А потом останавливается вовсе, потому что так хочет Чарльз и они остаются среди замеревших фигур только вдвоём.
Мужчина смотрит еще несколько минут и предвещая скорые вопросы, опирается руками на подлокотники кресла и… поднимается на ноги. Делает не смелый шаг, потом еще один. Чарльз остановился. Ему кажется, что пережитое в Джете доносится до Эрика вместе с его дыханием, читается в усталом взгляде и ещё робкой стойке, как будто ноги в любой момент откажут ему снова, только уже не из-за пули и последующей инвалидности, а из-за бесконечного потока собственных эмоций.
Он не доходит до своего друга, брата, своего мира всего лишь несколько жалких метров и атмосфера вокруг него становится плотной, а воздух осязаем. Чарльз смотрит прямо, нервно стирая пальцы друг о друга и стараясь сдержать практически невидимые «лохмотья» своей разбушевавшийся памяти, но те, словно узнав Эрика, тянуться плющом к его рукам и разуму, и с первым же порывом ветра устремляются вперёд.
- Здравствуй, друг мой, - голос ровный, лишь вздрагивает в конце, выдавая волнение.
Чарльз осторожничает, коктейль в его голове стоит только поджечь, и мозговая лихорадка охватит весь остров, а он сюда пришёл не за этим. Не затем, чтобы бередить старые раны, не затем, чтобы Эрик сейчас спустя столько увидел воспоминания о злосчастной монете, вмешательстве в мозг его надзирателей за 10 лет заключения, о изменивших все посланиях Логана. Не сейчас, не разом. Нужно сдержать это.
Но расстояние никогда ничего не меняло между ними. Дистанция оставляла иллюзию, что он держит ситуацию под контролем. Контроль заканчивался тогда, когда дистанция стремилась к нулю. То есть сейчас.
Чарльз мог представить насколько удивлен Эрик, наверняка ожидающий страшной цены за возвращения способности ходить на своих двоих и по-прежнему иметь возможности к телепатическому общению. Чарльз чувствует все его вопросы, атакующие, словно сбившиеся с пути птицы, каждая со свистом и со своей стороны.
«Эрик, прошу!» - он не успевает добавить "перестань", как время снова запускает свой ход, а каждый житель хватается за голову, оглушенный звоном. Чарльз находит точку контроля, а потом и силы говорить.
- Мне необходимо поговорить с тобой. Не при всех, - остров насторожен, буквально каждый мутант ждет кивка своего вожака или взмаха руки, Чарльз не знал, чего точно, но видел эту неутолимую жажду и преданность в их глазах. Это давило, а под давлением его могло «закоротить», а он уже знал, чем это кончится.
- И не здесь, - и под еще больше удивленные взгляды, Чарльз плавно поднимается в воздух, переносясь в сторону пляжей, где он недавно забросил Джет Хэнка. Приземлившись и чувствуя, что Эрик все же последует за ним, телепат решил экранировать свой разговор от всего мира, который случайно может стать свидетелем его слов, если он не сдержит свои эмоции. Он протягивает руку вперед и ведет ее от горизонта океана, вверх, и в след за рукой весь остров покрывает практически прозрачный купол, чуть не задевая макушку приземляющегося Эрика.
- Помнишь мою ученицу, Джин Грэй, ее телепатия и телекинез дают ей возможность создавать защитное поле вокруг себя. Это нечто подобное, но, - Чарльз немного замялся, - масштабнее. Хэнк назвал это IT-поле, - и увидев сведенные к переносице брови добавил, - я не сильно вдавался в подробности, почему.
Он перевел дух. На острове даже поздним вечером было довольно тепло, благо серые брюки и рубашка не сильно прилегали к телу, а накинутый плащ раздувался как парус на ветру, задерживая прохладные потоки воздуха своими полами.
Он должен был перейти сразу к делу, спросить то, что необходимо, но вместо этого, как и всегда рядом с этим человеком, поддался чувствам и их бесконечной демагогии.
- Ты был прав, Эрик, - так тихо, что за волнами можно и не услышать. Это было уже не признание, нет, это всего лишь констатация свершившегося факта. И не в силах подобрать слов, Чарльз, не прилагая усилий, просто экранирует произошедшее буквально несколько дней назад.
Та его первая атака при проявлении способностей все же дотянулась до людей и не осталась незамеченной. Отряд громил снова прибыл к ним, но теперь тактичнее, ночью, исподтишка. Вооруженный не только глушителями, но и новинками противодействия мутантам, они атаковали разум подобно телепатии, но в столь жалком ее подобии, что причиняли лишь боль, которую чувствовал Ксавьер каждой клеточкой своего тела и на которую не смог промолчать в этот раз. Что-то воистину темное поднималось внутри, осознание своей власти по щелчку прекратить страдания своих детей сносило с петель последние предохранители и оковы.
- Когда они напали… я был не в себе, - говорить это в слух оказалось сложно, противоречиво. - Я проникал в их сознание и оглушал, через их сознания к тем, кто их послал и оглушал их и так по цепочке, пока не дошел до первого и не взгрел ему мозг. – Чарльз практически шептал, убрав руки в карманы и не смотря Эрику в глаза, - Я заставил забыть практически весь мир о том, что наша школа существуем, я впервые так развернуто использовал свои способности, чтобы защитить интересы только одной стороны.
Это была последняя исповедь и Чарльз хотел, чтобы ее с ним разделил старый друг. Он прилетел с другой целью, но рядом с Эриком все всегда меняло свои полюса, плюс на минус, минус на плюс.
- Я прилетел узнать, что было тогда в Каире, когда ты стащил меня с плиты, разрывая ритуал? Это изменило меня, Эрик, я хочу понять.
Он наконец отводит взгляд от океана и смотри Леншерру прямо в глаза, сжимая убранные в карманы руки в кулаки. Эмоции как и волны, пеной обдают старые раны. На таком же пляже они были на Кубе, тогда все рухнуло, разводя по разные стороны баррикад. Каким будет этот пляж?
Эрик.
Когда-то он хотел жить как проповедовал Чарльз, он пытался, теперь была очередь самого Чарльза попробовать жить как проповедует Он.
